Александр Галич. Поэт-сатирик и диссидент

Александр Аронович Гинзбург (Галич – псевдоним, составленный из букв фамилии («Г»), имени («Ал») и отчества («ич»)) родился 19 октября 1918 года в Екатеринославе в семье экономиста и администратора консерватории. В 1923 году Гинзбурги перебралась в Москву. Первое стихотворение Галич (под настоящей фамилией) опубликовал в «Пионерской правде», когда ему было 13 лет.

После девятого класса Галич практически одновременно поступил в Литературный институт и в Оперно-драматическую студию Станиславского (это был последний курс Станиславского, который он не успел выпустить). Оба учебных заведения Галич вскоре бросил. В 1939 году он перешел в Театр-студию Алексея Арбузова и Валентина Плучека, где в 1940 году дебютировал в качестве драматурга, став одним из соавторов спектакля «Город на заре». В спектакле звучали и песни Галича. Впрочем, песни 1930-х – 1950-х годов поэт никогда не включал в сборники.

Рождение Галича как поэта обычно относят к 1962 году, когда он написал песни «Леночка», «Про маляров, истопника и теорию относительности».

Первые проблемы с цензурой начались в 1958 году, когда была запрещена его пьеса «Матросская тишина». На тот момент Галич был автором пяти пьес, идущих во многих театрах СССР, а также сценаристом популярной комедии «Верные друзья».

Первая книга Галича вышла в 1969 году в диссидентском издательстве «Посев». А в 1970-м член Политбюро ЦК КПСС Дмитрий Полянский впервые «расслышал» песни Галича – на свадьбе собственной дочери (она выходила замуж за актера Театра на Таганке Ивана Дыховичного). Чуть ли не на следующий день он поднял вопрос об «антисоветских песнях» Галича на Политбюро. Поэта и драматурга, находившегося на вершине советской писательской номенклатуры, исключили из Союза писателей СССР, Союза кинематографистов СССР и из Литфонда. Спектакли по его пьесам были сняты, а фильмы по его сценариям легли на полку, включая «Государственного преступника», награжденного грамотой КГБ СССР.

Летом 1974 года Галич эмигрировал из СССР, а 22 октября 1974 года постановлением Главлита (по согласованию с ЦК КПСС) все его ранее изданные произведения были запрещены в СССР.

С 1975 года Александр Галич жил в Париже. 15 декабря 1977 года, на 60-м году жизни, поэт погиб в результате несчастного случая – от удара электрическим током при подключении антенны к телевизору.

1. Что отличает Галича от других бардов?

В истории советской бардовской песни навсегда остались четыре имени: Владимир Высоцкий, Булат Окуджава, Юрий Визбор, Александр Галич.

Высоцкий – бунтарь, но бунтарь, видевший границы, которые не стоит переходить. Окуджава – певец Арбата, философ. Визбор – вечный студент и турист.

Александр Галич – бескомпромиссный сатирик и диссидент. Напомню, диссидент – это не обязательно против советской власти, это человек, отстаивающий взгляды, которые расходятся с общепринятыми, даже если ему за это грозят большие неприятности. В известном смысле, ему на эту власть наплевать. Причем на любую.

Уже первые песни Галича выглядели достаточно необычно для начала 60-х. Так, в безобидной песне про постовую Леночку Потапову среди действующих лиц присутствуют сотрудники КГБ и ЦК КПСС. Другие барды таких аббревиатур старались избегать – от греха подальше. И пусть сотрудники КГБ и ЦК КПСС не выглядят в песне злодеями, но подразумевается, что от них может исходить угроза.

В песне поется о том, как постовая Л. Потапова остановила машину высокопоставленного эфиопа (союзника СССР), которую сопровождали сотрудники КГБ. На следующий день девушку вызвали в ЦК КПСС, где ее ждал эфиоп. Понятно, что девушка не знала, зачем.

А там на Старой площади,
Тот самый эфиоп,
Он чинно благодарствует
И трет ладонью лоб,
Поскольку званья царского
Тот самый эфиоп!
Уж свита водки выпила,
А он глядит на дверь,

Сидит с моделью вымпела
И все глядит на дверь.
Все потчуют союзника,
А он сопит, как зверь,
Но тут раздалась музыка
И отворилась дверь:
Вся в тюле и в панбархате
В зал Леночка вошла.

Оказалось, эфиоп хочет предложить Елене Потаповой руку и сердце.

Останкинскую девочку
Узнал весь белый свет –
Когда, покончив с папою,
Стал шахом принц Ахмет,
Шахиню Л. Потапову
Узнал весь белый свет!

По большому счету, песня о несвободе и неравенстве. О праве одних людей распоряжаться судьбами других. И о приятии Леночкой такого положения вещей.

В песне 1970 года «История о том, как Клим Петрович добивался, чтобы его цеху присвоили звание "Цеха коммунистического труда", и, не добившись этого, запил» прослеживается уже прямое политическое высказывание.

Начальник цеха по производству колючей проволоки требует, чтобы его цеху присвоили звание коллектива коммунистического труда. Его доводы («Мы ж работаем на весь наш соцлагерь, / Мы ж продукцию даём на отлично!»; «Мы же в счёт восьмидесятого года / Выдаём свою продукцию людям!») не слышит начальство – ни местное, ни московское. Клим Петрович уходит в запой – такая форма протеста.

В другом стихотворении цикла про Клима Петровича наш герой выступает в ДК на заутрене в защиту мира. Ему дают бумагу с текстом, который он должен прочитать на заутрене. Организаторы митинга перепутали бумаги, Климу Петровичу вручили «женское выступление»:

«Израильская, – говорю, – военщина
Известна всему свету!
Как мать, – говорю, – и как женщина
Требую их к ответу!

Который год я вдовая,
Все счастье – мимо,
Но я стоять готовая
За дело мира!
Как мать вам заявляю и как женщина!..»

Ошибки никто не заметил, Петровичу хлопали, а начальство вынесло благодарность:

«Хорошо, брат, ты им дал, по-рабочему!
Очень верно осветил положение!»

Как мы видим, содержание сатиры Галича – беспомощность маленького человека в окружающем его тоталитарном мире. К нему, маленькому человеку, обращается поэт:

Не бойтесь тюрьмы, не бойтесь сумы,
Не бойтесь мора и глада,
А бойтесь единственно только того,
Кто скажет: «Я знаю, как надо!»
Кто скажет: «Идите, люди, за мной,
Я вас научу, как надо!»

(«Размышления о бегунах на длинные дистанции (Поэма о Сталине)», 1968–1969) 

Другие барды подобных стихов не писали. Сам Галич говорил так: «Поэзия помимо своих обязательных смыслов, на мой взгляд, происходит и существует как крик о помощи. Вот если нету этого крика о помощи – к людям, к любимой, к миру, к Богу, – знаете, она не существует».

2. Правда ли, что Галич дал в СССР всего один официальный концерт?

Галич выступал исключительно на «квартирниках». Пластинок он не выпускал, песни распространялись только в магнитофонных записях.

Однажды Валентин Плучек (главный режиссер Московского театра сатиры) пригласил Галича выступить на театральном капустнике, куда посторонние не допускались. Каким-то образом о выступлении стало известно начальству, Плучеку позвонили из Министерства культуры и потребовали отменить выступление.

Единственное официальное выступление Галича в СССР прошло в марте 1968 года в Академгородке Новосибирска на фестивале авторской песни, проведенном клубом «Под интегралом».

Галич начал с песни «Промолчи – попадёшь в палачи». Когда он исполнил песню «Памяти Пастернака» (подробнее об этом стихотворении читайте в материале Prosodia Разобрали венки на веники ), зал поднялся, некоторое время стоял молча, после чего разразился громоподобными аплодисментами.

Галич обещал организаторам травли Пастернака:

Мы не забудем этот смех
И эту скуку!
Мы – поимённо! – вспомним всех,
Кто поднял руку!..

Поэт получил приз: серебряную копию пера Пушкина, почетную грамоту Сибирского отделения Академии наук СССР, в которой было написано: «Мы восхищаемся не только Вашим талантом, но и Вашим мужеством…»

18 апреля 1968 года газета «Вечерний Новосибирск» вышла с разгромной статьей: «"Галич, Галич", – шепчут в зале. Галич? Автор великолепной пьесы "Вас вызывает Таймыр", автор сценария прекрасного фильма "Верные друзья"? Некогда весьма интересный журналист? Он? Трудно поверить, но именно этот, повторяю, вполне взрослый человек кривляется, нарочито искажая русский язык. Факт остаётся фактом: член Союза писателей СССР Александр Галич поёт "от лица идиотов". Что заставило его взять гитару и прилететь в Новосибирск?»

Больше в СССР Галич публично не выступал. Небольшие концертные залы открылись для него только после отъезда из СССР – в США и Израиле.

3. В чем особенность поэтического языка Галича?

Галич любил соединять стили, жанры, речевые манеры: жаргоны, арго, шансон, цыганские романсы, бюрократический язык, советские лозунги и штампы. В его песнях-стихах очень много от драматургии. Часто его тексты диалогичны. И каждый персонаж имеет свою речевую характеристику. Иногда даже есть ремарки.

Вот фрагмент из упомянутого выше стихотворения «О том, как Клим Петрович добивался, чтоб его цеху присвоили звание "Цеха коммунистического труда", и, не добившись этого, запил»:

…Все смеются на бюро:
«Ты ж, как витязь –
И жилплощадь, и получка по-царски!»
Ну, а я им:
«Извините, подвиньтесь!
Я ж за правду хлопочу, не за цацки!
Как хотите – на доске ль, на бумаге ль,
Цельным цехом отмечайте, не лично.
Мы ж работаем на весь наш соцлагерь,
Мы ж продукцию даем на отлично!
И совсем мне, – говорю, – не до смеху,
Это чье ж, – говорю, – указанье,
Чтоб такому выдающемуся цеху
Не присваивать почетное званье?!»

А мне говорят,
(Все друзья говорят –
И Фрол, и Пахомов с Тонькою)
– «Никак, – говорят, – нельзя, – говорят –
Уж больно тут дело тонкое!»

А я говорю (матком говорю!),
Пойду, – говорю, – в обком, – говорю!

А в обкоме мне все то же:
– Не суйся!
Не долдонь, как пономарь, поминанье.
Ты ж партейный человек, а не зюзя,
Должен, все ж таки, иметь пониманье!

Мало, что ли, пресса ихняя треплет
Все, что делается в нашенском доме?
Скажешь – дремлет Пентагон?
Нет, не дремлет!
Он не дремлет, мать его, он на стреме!

Как завелся я тут с пол-оборота:
– Так и будем сачковать?!
Так и будем?! <...>

Тут мы видим и усвоенные советским человеком идеологические штампы («Пентагон не дремлет», «соцлагерь»), просторечия («ихняя», «партейный», «долдонить», «цельный», «цацки», «сачковать»), диалект («зюзя»), арго («на стрёме»). Есть даже обозначенная, но не произнесенная нецензурщина.

Сочетание столь далеких друг от друга речевых манер дают, с одной стороны, комический эффект, с другой – характеризуют внутренний мир героев, запутавшихся между идеологией и реальностью.

4. Как Галич относился к поэтам-современникам?

Известно, что Галич не жаловал Евгения Евтушенко. В интервью 1974 года он говорил: «Если человек талантливый умышленно закрывает глаза на всё, что происходит вокруг, то это кончается крушением дарования. Человеку становится не о чем говорить, и мы видим, как люди, подававшие огромные надежды, превращаются в пустышек, которые ещё что-то умеют писать только потому, что они талантливы. К их рядам пристроился Евтушенко. На мой взгляд, человек необыкновенно одарённый и если не настоящий поэт, то прекрасный поэтический публицист. Но он живёт импульсами – сегодня так, завтра иначе. И он не определил никак своей гражданской и человеческой позиции. Не захотел её определить для самого себя и поэтому оказался у разбитого корыта. Сознательно прислуживающие существующему в стране строю люди обречены на бесплодие или на шаблон мышления и, стало быть, на абсолютный творческий шаблон».

Андрей Вознесенский также не был симпатичен Галичу. «"Я – Гойя… Я – Горе…" – вот это единственное, что я помню из него. И это очень плохо, потому что это – выдуманное всё. Потому что не было ни горя, не было ничего. Там всё было другое. Аллитерации выдуманы искусственно: просто потому что там она попалась под руку… И позиции его гражданские – всегда придуманные, они – нарочные.

Чего нет у Евтушенко, – потому что он припадочный немножко, понимаете? И от припадочности иногда его прорывает в какую-то искренность. Он тут же в ней раскаивается, он тут же начинает барину лизать задницу – говорит: "Барин, прости меня, батюшка. Я вот сейчас, понимаешь, по неосторожности обмолвился. Я так больше не буду"».

По словам дочери Галича, актрисы Алёны Галич-Архангельской (2013), ее отец хоть и был человеком мягким, деликатным, иной раз позволял себе критические высказывания в адрес одного из «коллег»: «Говорил, что Высоцкий направляет свой талант не туда, в одной из своих программ на радио посетовал, что тот довольно неразборчив. Мол, у него есть замечательные произведения, но рядом с ними идет поток серых и невыразительных сочинений...»

Впрочем, и Высоцкий недолюбливал Галича. Дружбы не было.

Напряженные отношения были у поэта и с Булатом Окуджавой.

Дмитрий Быков (признан иногагентом) пишет:

«В августе 1995 года я спросил Окуджаву, стал ли он, подобно Нагибину, с годами выше ценить песни Галича. Он ответил, что высоко ценил их с самого начала, "а вот человек он был сложный. Непростой, да, непростой". И после паузы добавил: "Например, он не воевал, не был на фронте. А говорил, что воевал. Зачем?"

Галич действительно не воевал, в отличие от Окуджавы, хотя и был старше; он служил завлитом в Грозненском театре, потом играл в восстановленной арбузовской студии, превратившейся во фронтовой театр; к военной службе оказался негодным по причине порока сердца. Впрочем, он и не выдавал себя за фронтовика, и военных песен почти не писал; в общем, придирка мелкая. Но придирки Галича к Окуджаве были еще мелочней – Владимир Фрумкин вспоминает, что, мотивируя холодноватость своего к нему отношения, Галич в эмиграции сетовал, что Окуджава после поездки в Париж что-то кому-то не передал… побоялся, видимо, связываться с диссидентами. В общем, ясно, что маскируется нечто куда более существенное; и удивительно еще, что корпоративный дух был в них так силен, что они ни разу не дошли до прямого выяснения отношений…»